Война 1812 года осталась в сознании русского народа как война Отечественная.
В этой войне русский народ не только отстаивал целостность русского государства и независимость своего отечества. Отечественная война 1812 года была решающим звеном борьбы всех народов Европы против стремления Наполеона утвердить гегемонию Франции и создать мировую империю. К началу 1812 года вся Европа была у его ног. На пути к мировому господству оставалась лишь одна Россия, способная противостоять наполеоновским захватам. Наполеон бросил на Россию огромную по тому времени армию, насчитывавшую 640 тысяч человек. Все ресурсы Франции и подвластных ей государств центральной Европы были мобилизованы для осуществления бредовой задачи. Судьба Европы теперь решалась на полях России. Смертельная опасность, нависшая над Россией, обусловила широкую социальную базу для организации борьбы против агрессии Наполеона. Багратион справедливо говорил, что "война теперь не обыкновенная, а национальная". В нее включились все слои населения России. Русское правительство не могло противопоставить наполеоновской армии столь же крупные силы. Рекрутская повинность ограничивала, возможность создания массовой армии. Обстановка же требовала немедленного получения резервов, без которых нельзя было устоять в борьбе. Поэтому русское правительство решилось созвать ополчение. В данных условиях это был единственный способ увеличения численности вооруженных сил страны. Становясь на путь созыва ополчения в 1812 года, русское правительство учло опыт 1806 - 1807 годов и объявило, что ополчение формируется только на время войны. Оно обязалось распустить все ополчения немедленно по окончании военных действий. Обращаясь к свободным сословиям, Александр I говорил, что неприятель должен встретить в каждом дворянине - Пожарского, в каждом духовном лице - Палицына, а в каждом гражданине - Минина. Призыв к организации ополчения нашел весьма широкий отклик в народе. Тысячи крестьян Центральной России, Прибалтики, Украины и Поволжья хотели записаться в ополчение. Однако этот порыв не встречал поддержки со стороны правительства, которое боялось слишком широкого размаха движения. Ф. Глинка, уловивший эти опасения, писал: "Но война народная слишком нова для нас. Кажется, еще боятся развязать руки".
Правительство решило ограничить район формирования ополчения 46 губерниями, которые были распределены по трем округам. Формирование ополчения I и II округов осуществлялось в течение августа - октября 1812 года. Формирование же ополчений III округа затянулось до начала 1813 года. В губерниях, давших ополченцев, проживало 6 733 901 крестьянин. Они должны были поставить в общей сложности 203 тысячи ратников. Большая часть полков имела опытные кадры офицеров, прослуживших до этого много лет в полевой армии. Они вновь вернулись в строй и в ходе войны показали себя с хорошей стороны.
Несмотря на все трудности, формирование ополчений было успешно завершено. В I округе было выставлено 133 401 человек, во II округе - 26 370, а в III округе - 43 659 человек. Из этого числа было сформировано 74 пеших полка, 2 батальона, 9 бригад (28 дружин), 13 конных полков и 3 сотни.
Но этими формированиями дело не ограничилось. В ополчающихся губерниях стали создаваться волонтерные полки, комплектовавшиеся из жителей городов. Стали формировать свои ополчения и все украинские губернии. Киевская и Подольская губернии сформировали казачью дивизию и выставили большое число «лопатников» для укрепления Киева, Черниговская и Полтавская губернии выставили несколько десятков конных и пеших полков. В целом Украина дала 13 358 конных казаков, 47 493 пеших и несколько десятков тысяч погонщиков и "лопатников". Создавались ополчения также в Херсонской, Екатеринославской и Харьковской губерниях, но они были распущены. Отдельные ополченские полки были созданы на Дону, в Башкирии и Калмыкии. Эти формирования усиливали иррегулярную конницу. Казачество Дона выставило 26 полков, Башкирия дала 20 полков, Калмыкия - 2 полка.
Лучше всего было обеспечено оружием ополчение II округа. Петербургское ополчение получило из арсенала 11 740 ружей, а Новгородское - 2543. Это дало возможность сразу приступить к боевой подготовке дружин. Ополчения I округа также получили значительное количество оружия. На их вооружение пошли 15 тысяч английских ружей и более 20 тысяч ружей московского арсенала. Из тульских запасов Московское ополчение получило 5120 ружей, Тульское - 4653, Ярославское - 3700, Тверское ополчение и тверской батальон - 6830 ружей. На Украину в казачью дивизию было послано 2 тысяч ружей и в земские ополчения - 2855 ружей. В III округ также было направлено более 20 тысяч ружей. Эти меры приближали ополченские полки к кадровым и давали возможность использовать их в ходе боевых действий.
Ополченские формирования сыграли крупную роль в ходе военных действий. Одни были сразу включены в действующую армию (Петербургское, Новгородское, Смоленское, Московское ополчения и казачья дивизия), другие действовали совместно со специальными отрядами войск и в процессе "малой войны" решали задачу по блокированию неприятеля в Москве (Владимирское, Калужское, Ярославское, Тверское), третьи несли охрану границ своих губерний и затем принимали участие в контрнаступлении (Тульское, Полтавское, Черниговское и другие). Включение ополченских формирований в военные действия позволило освободить полевые войска от охраны коммуникаций, конвойной службы и других подобных обязанностей, требовавших большого числа людей. Все эти обязанности взяли на себя ополченские части. Смоленское ополчение получило боевое крещение во время обороны Смоленска в начале августа 1812 года. И нужно сказать, что эти плохо экипированные и слабо вооруженные ратники показали себя настоящими солдатами. Они не только укрепляли город, но и принимали самое активное участие в боях за него. Московское ополчение также должно было включиться в борьбу с самого начала своего существования. Первым боевым его испытанием было Бородинское сражение. Значительная часть ополченцев пошла на укомплектование пехотных корпусов и действовала наряду с обученными солдатами. Другая часть выполняла инженерные работы. Третья несла санитарную службу. Ополченцы получили многочисленные награды за отвагу и мужество, проявленные в сражении. Кутузов убедился, что Московские ополченские полки вполне боеспособны и дал указание о включении их в состав полевых войск. В дальнейшем Московское ополчение действовало в составе кадровых войск. Как серьезная боевая сила показали себя также Петербургское и Новгородское ополчения. Под руководством М.И. Кутузова они прошли первоначальную подготовку и, придя в армию Витгенштейна, не уступали в знании основ солдатской службы молодым солдатам. Свои боевые качества эти ополчения показали в сражениях под Полоцком, у Чашников и у Студенки.
Не менее важное значение имели действия ополченцев во время «малой войны». Кутузов поставил в этот период войны задачу обеспечить стратегическое окружение армии Наполеона в Москве и не дать ему возможности получать продовольствие и фураж за счет местных средств. Эту задачу должны были решать полевые войска и ополчения. Сидя в Москве, Наполеон пытался расширить сферу влияния французской армии путем создания опорных баз в Богородске, Клину и Воскресенске. Не менее важно для французов было получить возможность открыть боковые коммуникации для связи со своими фланговыми группировками. Однако ни одна из поставленных Наполеоном задач не была выполнена. Ополченцы Твери и Ярославля и партизаны не допустили захвата Воскресенска и Клина. Владимирское ополчение и партизаны выбили французов из Богородска. Успешными были также действия украинских ополченцев. Они оградили Брянск от захвата противником и закрыли дорогу на Украину. Таким образом, М.И. Кутузов великолепно использовал ополчения в решении весьма важной задачи. Не распыляя сил полевой армии, он заставил Наполеона отказаться от движения на Петербург и на Украину.
Крупную роль сыграли ополчения в ходе контрнаступления. Петербургское, Новгородское, Московское ополчения и казачья дивизия активно действовали в составе полевых войск. Смоленское, Калужское, Тульское, Тверское, Ярославское, Полтавское и Черниговское ополчения вместе с войсковыми партизанами по заданию М.И. Кутузова наносили удары по отходившим войскам Наполеона. Они занимали освобожденную территорию и очищали ее от отдельных отрядов противника. Они несли также конвойную и гарнизонную службу и обслуживали госпитали. Особенно большую роль сыграли в ходе войны казачьи формирования, насчитывавшие более 50 конных казачьих полков. Часть этих полков поставили Донское и Оренбургское войско. Часть их дала Украина и Башкирия. Все эти полки выполняли важнейшую работу: они несли разведывательную службу, выполняли отдельные оперативные задачи по уничтожению опорных пунктов противника (Верея и другие), осуществляли рейды по тылам противника, наконец, активно действовали в ходе контрнаступления и наносили сильные удары (на Ляхово, Могилев и другие населенные пункты). Французы больше всего боялись молниеносных ударов казаков.
Ополчения принимали участие также вместе с русской полевой армией в заграничных походах 1813 - 1814 годов. Они вели осаду Данцига, Торна, Пиллау и других крепостей. Они несли тыловую и госпитальную службу. В ходе боев вместе с полевой армией ополчения донесли свои знамена до Парижа.
Немало ополченцев отдало свою жизнь в боях и походах. А в общем число возвратившихся не превышало одной трети вступивших в ополчение.
Русский народ сохранил об ополченцах самую благодарную память и воздает должное как полевым войскам, так и народным ополчениям, добившимся заслуженной победы над врагом, посягнувшим на целостность и независимость России.

Оригинал взят у partizan_1812 в "Сим победиши", или Народное ополчение 1812 года (Угадайка, часть 3я)

Еще одной особенностью Отечественной войны было формирование ополчения. Для нас это не особенно удивительное дело; ополчение можно сравнить с призывной армией, которую формируют в дополнение к профессиональной в случае крайней нужды. В 20ом веке мобилизация населения в случае большой войны стала обычным явлением, а вот для того времени это было делом непривычным.

Ополченцы в 1812 г. Художник И. Архипов. 1982 г.

Ополчение 1812 г. было собрано на основании Манифеста Александра I от 6 (18) июля 1812 г. и его воззвания к жителям «Первопрестольной столицы нашей Москвы» с призывом выступить зачинателями этого «народного вооружения». Начавшийся повсеместный созыв земских ополчений был ограничен Манифестом от 18 (30) июля «О составлении временного внутреннего ополчения» 16-ю центральными губерниями, прилегавшими к сложившемуся театру военных действий, которые разделили на три округа. Первый округ (Московская, Тверская, Ярославская, Владимирская, Рязанская, Тульская, Калужская, Смоленская губ.) предназначался для защиты Москвы. Второй округ (С.-Петербургская и Новгородская губ.) обеспечивал «охранение» столицы. Поволжские губернии третьего округа должны были служить резервом двух первых ополченских округов.

Общее руководство формированием ополчений осуществлял Особый комитет при императоре. Начальники трех округов ополчения были назначены указами императора, а все руководство губернских ополчений, от командующего до командиров полков (дружин), избиралось местным дворянством и представлялось на высочайшее утверждение. Военное ведомство оказывало помощь в обучении ратников, выделяло им огнестрельное оружие и боеприпасы. Министерство финансов контролировало расходование денежных средств, собранных на ополчение.

25 июля (6 августа) 1812 г. Александр I утвердил доклад Святейшего Правительствующего Синода, по которому Русская Православная Церковь выделила 1,5 млн рублей на организацию Петербургского и Московского ополчений, все миряне и духовенство призывались к пожертвованиям на сбор ополчения; а «причетников, детей священно- и церковнослужителей и семинаристов» разрешалось отпускать в ратники. Более 400 человек из духовного сословия записалось в ополчение.

Порядок сбора земского войска устанавливался в высочайше утвержденном 14 (26) июля «Докладе о составе Московской военной силы» - правилах организации Московского ополчения. На местное дворянство возлагалось его формирование, руководство и обязательная личная служба в нем на генеральских и офицерских должностях. Ополчения подлежали роспуску «по изгнании неприятеля из земли нашей», а состоявшие в них офицеры и ратники - возвращению «в первобытное свое состояние и к прежним своим обязанностям».

Создание земского войска начиналась с созыва губернатором и губернским предводителем дворянства съезда представителей «благородного сословия» всех уездов. На нем принималось Положение об ополчении, а также устанавливались его численность, порядок выделения и снаряжения ратников, сроки их сбора; производились выборы начальника губернского войска и командиров полков (дружин).

Одновременно губернатор вместе с дворянским собранием образовывали Устроительный комитет, который непосредственно занимался формированием ополчения. Ополченские комитеты в своей деятельности имели право обращаться к любым «местам и лицам и требовать от кого нужно содействия и помощи».

Каждый помещик обязывался в установленные сроки представить в ополчение определенное число снаряженных и вооруженных ратников из своих крепостных. Самовольное поступление крепостных в ополчение являлось преступлением. Отбор ратников проводили помещик или крестьянские общины по жребию.

Благословение ополченца 1812 года. Художник И. Лучанинов. 1812 г.
За эту картину в 1812 г. И.В. Лучанинов получил золотую медаль первого достоинства и звание художника с аттестатом первой степени

Прием ратников и лошадей проводился в сборных местах по уездам специальными комиссиями в составе чиновника (офицера) от ополчения, предводителя уездного дворянства, городничего и лекаря. Физические и возрастные требования к ополченцам, как войску временному, были снижены по сравнению с рекрутскими наборами.

В бытность свою начальником Санкт-Петербургского ополчения Кутузов проводит прием ратников. Картина художника С. Герасимова.

Ратники губернских ополчений объединялись в полки конных и пеших казаков (в губернских ополчениях, сформированных по Манифесту 18 (30) июля 1812 г., под казаками подразумевались не представители казачьего военного сословия, а легковооруженные конные или пешие воины), а также пеших егерей (во II-м округе полки назывались дружинами). Пешие полки делились на батальоны, батальоны на сотни и десятки. Конные полки — на сотни, сотни — на десятки. «Смоленская милиция» состояла из уездных ополчений, во главе которых находился тысячный начальник, которые в свою очередь разделялись на «пятисотни», сотни и полусотни. Ополчение каждой губернии находилось под командой своего начальника.

Высочайше утвержденный рисунок знамени Санкт-Петербургского ополчения.

Губернские ополчения снаряжались, вооружались и содержались до поступления в состав действующей армии из специального фонда, который включал в себя обязательные денежные и натуральные взносы, а также пожертвования. Основная часть пожертвований поступила от сословий и вносилась в обязательном порядке: дворянство, купечество, мещане, крестьянские общества на своих собраниях устанавливали общую сумму сбора и делали ее раскладку по членам своего сословия в зависимости от их имущественного положения. Нередко, однако, люди жертвовали больше, чем полагалось по раскладу.

Сбор средств на ополчение и оборону проводился по всей России и составил в денежном исчислении сумму около 100 млн рублей, в то время как государственные расходы на армию за время Отечественной войны и Заграничных походов равнялись 157 млн рублей.

Начальникам полков (дружин), командирам батальонов жалования не полагалось «по важности звания, в коем они служат и по особой доверенности государя императора, из усердия Отечеству». Малоимущим дворянам из фонда ополчения выплачивалось пособие на снаряжение.

Нормой обеспечения ратника за счет отдатчика служили установленные правительством пайки трехмесячного довольствия рекрут, отправляемых на сборные пункты. Его обмундирование состояло из суконного кафтана, шаровар, рубахи, сапог и фуражки с латунным крестом и надписью на ней «За Веру и Царя».

Егерь, пеший и конный казаки Тверского ополчения.
Раскрашенная литография П. Ферлунда 2-го по рисунку П. Губарева. Середина XIX в.

Матвеев — ратник 1-й дружины С.-Петербургского ополчения. Литография В. Тимма. 1850-е гг.

Пеший казак и егерь Московского ополчения. Раскрашенная литография П. Ферлунда по рисунку П. Губарева. Середина XIX в.

Конный казак Московского ополчения. Раскрашенная литография П. Ферлунда по рисунку П. Губарева. Середина XIX в.

Ополчения испытывали недостаток в огнестрельном оружии, боеприпасах и военном снаряжении, так как они в первую очередь выделялись для формирования резервных частей регулярной армии. Губернские войска получали ружья только при включении их в состав действующей армии. Поэтому после окончания сбора все ополчения, кроме С.-Петербургского, были вооружены в основном холодным оружием - пиками, рогатинами и топорами. К началу декабря 1812 г. ополчениям из арсеналов и оружейных заводов было отпущено около 50 тыс. ружей.

Военная подготовка ратников проходила по сокращенной программе обучения рекрута, инструкторами в обучении выступали офицеры и нижние чины из армейских и казачьих частей, находившиеся в местах формирования губернского войска. Московское ополчение выступило в поход во второй половине августа, питерское в самом начале сентября; следовательно, формирование и подготовка ополчения заняли всего полтора месяца или чуть более. Такая скорость вполне соответствует темпу мобилизации времен июля 1941 года.

Чрезвычайные обстоятельства, связанные с отступлением Русских армий к Москве, заставили правительство придать «народному вооружению» более широкий размах, чем это первоначально предусматривалось Манифестом от 18 июля. кроме земских (крестьянских), началось формирование и казачьих сословных ополчений, устройство которых определялось «Положениями казачьих войск», утвержденных Александром I в начале XIX в.

Кроме того, временные вооруженные формирования (полки, эскадроны и отряды) для усиления действующей армии образовывались по частной инициативе дворянства или купечества. Губернатору Псковской губернии разрешено принимать на службу «на правилах временного ополчения» русских беженцев из Западных областей, захваченных неприятелем. Были созданы вооруженные отряды из стрелков лесной стражи Западных губерний, подчиненных Лесному департаменту Министерства финансов.

Воин и обер-офицер купеческих сотен Московского ополчения. Раскрашенная литография П. Ферлунда по рисунку П. Губарева. Середина XIX в.

Созыв ополчения, по сравнению с рекрутским набором, позволил правительству в сжатые сроки мобилизовать на войну свыше 200 тыс. ратников; из этого числа было сформировано 74 пеших полка, 2 батальона, 9 бригад (28 дружин), 13 конных полков и 3 сотни. В остальных губерниях и областях, не призванных Манифестом к ополчению (в том числе на Украине и Дону), собрали еще около 104 тыс. человек, составивших 16 пеших полков и один батальон, 88 конных полков и 3 эскадрона. Всего в ополчениях Отечественной войны 1812 г. проходило службу до 320 тыс. ратников (в том числе 50 тыс. конных), по другим данным - до 420 тыс. За этот же период в Русскую армию было собрано 290 тыс. рекрут.

При отступлении Русских армий к Москве отдельные отряды Смоленской милиции вместе с регулярными частями вели бои у Красного, а затем обороняли Смоленск. В Бородинском сражении участвовало около 28 тыс. ратников Московского и Смоленского ополчений.

В период нахождения Великой армии в Москве Тверское, Ярославское, Владимирское, Тульское, Рязанское и Калужское ополчения защищали границы своих губерний от вражеских фуражиров и мародеров и вместе с армейскими партизанами блокировали неприятеля в Москве.

Часть сил Тверского и Ярославского губернских войск входила в состав отряда генерал-адъютанта барона Ф.Ф. Винценгероде, прикрывавшего дорогу на С.-Петербург, о котором я написал в угадайке про партизан .

В начале октября подкрепление корпуса генерала П.Х. Витгенштейна 15 дружинами Петербургского ополчения (общей численностью около 15 тыс.) позволило его войскам освободить от неприятеля Полоцк.

Вместе с Главной армией преследовали отступающие наполеоновские войска ополченцы Московского, Смоленского, Тверского, Ярославского, Тульского, Калужского, С.-Петербургского и Новгородского земских губернских войск, Донских, Малороссийских и Башкирских (ополченских) казачьих полков, а также отдельных батальонов, эскадронов и отрядов.

В конце 1812 г. Поволжское резервное ополчение, усиленное казачьими полками и Рязанским губернским войском, было направлено сначала в Малороссийские губернии, а затем в Волынскую, и в боевых действиях на территории России не участвовало.

В критические периоды войны 1812 г. губернские ополчения служили резервом для частей действующей армии. Ополченские полки казачьих войск значительно усилили легкую кавалерию армий Кутузова и обеспечили успешное ведение «малой войны» и преследование отступающего противника.

Но основная задача земских войск состояла в освобождении полевых частей от несения службы в тыловых гарнизонах, от охраны коммуникаций и сопровождения обозов и военнопленных, от ухода за ранеными и больными в госпиталях и других нестроевых обязанностей.

Недостаточная военная подготовка и вооружение не позволяли применять ополчения в качестве самостоятельной боевой силы. Поэтому они придавались армейским корпусам (генерал-лейтенантов П.Х. Витгенштейна, Ф.Ф. Штейнгейля), отдельным отрядам (генерал-адъютантов Ф.Ф. Винцингероде, П.В. Голенищева-Кутузова, И.И. Новака, П.М. Волконского), где сохраняли свою организационную самостоятельность (С.-Петербургское, Новгородское ополчения и др.), либо, как Московское, шли на их пополнение.

Губернские войска, усиленные армейскими и казачьими частями, действовали самостоятельными корпусами (отрядами) под командованием генерал-лейтенанта Н.В. Гудовича (объединенное Черниговско-Полтавское ополчение) и генерал-лейтенанта П.А. Толстого (ополченский корпус III-го округа).

Земские ополчения и кордоны (отряды самообороны) из местных жителей прифронтовых губерний (Калужской, Смоленской, Московской, Владимирской, Рязанской, Тульской, Псковской и Черниговской) боролись с вражескими фуражирами, мародерами, дезертирами, а также выполняли полицейские функции по поддержанию у себя внутреннего порядка. Они уничтожили и захватили в плен 10-12 тыс. вражеских солдат и офицеров.

Временные вооруженные формирования Тамбовской, Орловской и др. губерний, которым не пришлось вести боевые действия, поддерживая порядок на своей территории, обеспечили местным властям благоприятную обстановку для проведения рекрутских наборов и организации снабжения армии.

Как бы странно это ни звучало, но после окончания боевых действий на территории России все губернские ополчения, кроме Владимирского, Тверского и Смоленского, участвовали в заграничных походах русской армии 1813-1814 гг. Московское и Смоленское ополчения были распущены только весной 1813 г, а все остальные земские войска только к концу 1814 г. Так например, петербургское ополчение вернулось домой в июне 1814 г. Особый комитет по делам внутреннего ополчения при императоре и некоторые губернские комитеты прекратили работу только в конце 1816 г.

И.А. Иванов. Возвращение Санкт-Петербургского ополчения. 1814 г.

В ходе Бородинского сражения отряд Московского ополчения (16-18 батальонов, всего до 10 тыс. чел.) под командованием Моркова находился на левом фланге Бородинской позиции в районе д. Утица. В ходе боя к нему примкнули 4 батальона ополченцев, пришедшие с 2-м и 3-м пехотными корпусами. Всего в боевых порядках при Бородине находились 19-20 тыс. московских ратников.

Хоругвь Московского ополчения 1812 г. Раскрашенная литография А. Петровского по рисунку П. Губарева. Середина XIX в .

Корпус Моркова, находившийся во 2-й линии, в бой не вступал, отдельные батальоны высылались для контратаки к д. Утица, а также использовались для выноса раненых. 3,5-5 тыс. ратников во время сражения выполняли полицейские функции в ближнем тылу. Вечером 26 августа и в последующие дни 6 тыс. воинов Московского ополчения обеспечивали прохождение обозов и транспортов с ранеными в Можайск и далее на Москву, пресекали беспорядки и случаи мародерства.

Московские ополченцы в боях на Старой Смоленской дороге. Художник В. Келерман. 1957 г.

Петербургское ополчение, хотя и не участвовало в Бородинском сражении, проявило себя в бою еще более ярко, чем московское. Выступив из города 3 (15) сентября, оно проходило через Царское Село и двигалось по направлению к корпусу Витгенштейна, который стоял перед занятым французами Полоцком. Когда Пушкин писал:

Вы помните: текла за ратью рать,
Со старшими мы братьями прощались
И в сень наук с досадой возвращались,
Завидуя тому, кто умирать
Шел мимо нас…

он писал именно о петербургском ополчении.

Вскоре после того как питерское и новгородское ополчение присоединилось к корпусу Витгенштейна (29 сентября/11 октября), тот счел, что у него достаточно сил для перехода в наступление и начал наступление на Полоцк. Приступ города начался 6/18 октября. Кровопролитный бой закончился победой русских: было захвачено свыше тысячи пленных, французы оставили город.

8 /20 октября Витгенштейн доносил о ходе боев и отмечал, что “…Санкт-Петербургское ополчение… к восхищению всех, дралось с таким отчаяньем и неустрашимостью, что ни в чем не отставало…от старых солдат, а наипаче отлично действовали колоннами на штыках…»

Маршал Сен-Сир, комадовавший французами в том бою, писал в своих мемуарах: «Бородатые люди…сражались с наибольшим ожесточением». Заметим, что ополченцы имели право не брить бороды в знак того, что они в армии только на время войны.

Так что не стоит думать, что ополченцы только флеши строили да раненых носили, хотя и эти обязанности на войне важнейшие. (Вон, Хемингуэй оный раненых повозил на самодвижущейся повозке чуткА, и был объявлен почитателями ветераном и героем. И нельзя отказать им в праве на это.) Но ополченцы и воевали, как самые настоящие солдаты; когда надо было - ходили в штыковую атаку.

Составлено на основе материалов того замечательного сайта Минобороны, о котором я недавно писал , книги Л.В.Мельниковой «Армия и Православная церковь Российской империи в эпоху наполеоновских войн», которую я уже не раз упоминал, классического Тарле, интересной новой книги Аллы Краско "Забытый герой войны 1812 года генерал-фельдмаршал П. Х. Витгенштейн" и чего-то еще, что я уже и не упомню.

НОВГОРОДский прект - (1812)
Подборка материалов: А.Н. Одинокова - члена Новгородского общества любителей древности.

Божиею милостию мы, Александр I, император и самодержец всероссийский и прочая, и прочая, и прочая. Неприятель вступил в пределы наши и продолжает нести оружие свое внутрь России, надеясь силою и соблазнами потрясть спокойствие великой сей державы. Он положил в уме своем злобное намерение разрушить славу ее и благоденствие. С лукавством в сердце и лестию в устах несет он вечные для нее цепи и оковы. Мы, призвав на помощь бога, поставляем в преграду ему войска наши, кипящие мужеством попрать, опрокинуть его, и то, что останется неистребленного, согнать с лица земли нашей. Мы полагаем на силу и крепость их твердую надежду; но не можем и не должны скрывать от верных наших подданных, что собранные им разнодержавные силы велики и что отважность его требует неусыпного против нее бодрствования. Сего ради, при всей твердой надежде на храброе наше воинство, полагаем мы за необходимо-нужное собрать внутри государства новые силы, которые, нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой и в защиту домов, жен и детей каждого и всех.
Мы уже воззвали к первопрестольному граду нашему - Москве, а ныне взываем ко всем нашим верноподданным, ко всем сословиям и состояниям, духовным и мирским, приглашая их вместе с нами единодушным и общим восстанием содействовать противу всех вражеских замыслов и покушений. Да найдет он на каждом шаге верных сынов России, поражающих его всеми средствами и силами, не внимая никаким его лукавствам и обманам. Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина.
Народ русский! Храброе потомство храбрых славян! Ты неоднократно сокрушал зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров. Соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы человеческие вас не одолеют.
Для первоначального составления предназначаемых сил предоставляется во всех губерниях дворянству сводить поставляемых ими для защиты отечества людей, избирая из среды самих себя начальника над оными, и давая о числе их знать в Москву, где избран будет главный над всеми предводитель.

Источник: ПСЗ. Т. XXXII. № 25176. С. 388.

ИСТОЧНИК: личная библиотека. Экземпляр «М.К.»
НАПОЛЕОН в РОССИИ в 1812 г.
Очерк истории Отечественной войны, составленный
по официальным документам, мемуарам, запискам, характеристикам и проч.
Издание А.А. Каспари
СПб. 1911 г.
С. 174.

ГЛАВА XI. Ополчение.

Начало того громадного общественного движения, того громадного подъема, результатом которого явилось русское народное ополчение 1812 г., было положено императором Александром 6-го июля, при подписании им манифеста о всенародном ополчении (1)
Совет озаботился тем, чтобы этот манифест был разослан повсюду возможно скорее через нарочных курьеров. Синод разослал по всем подведомственным местам и ко всем высший, духовным лица распоряжения о «споспешествовании общему делу» Местные власти принялись тотчас же за дело; словом все захлопотали с редкими рвением и единодушием.

Общество также с редким единодушием пошло навстречу правительству. И этот общий патриотический подъем быль настолько велик, что сразу пришлось умерять его. Было признано вполне достаточным произвести набор ополчения не по всей России, а лишь в семнадцати губерниях.

Для главного управления делами по ополчению был организован особый комитета, состоявший из трех членов: Аракчеева, Балашева и Шишкова. Среди массы распоряжений, который сделал этот комитет (от Высочайшего имени), трудно найти какие либо представляющие особенный интерес или особенную важность. Однако Михайловский-Данилевский находит возможным выделить; ряд распоряжений, называя их „более замечательными". Это – распоряжения, во-первых, о предложении дворянству губерний, не вошедших в состав ополчения, вступать в ополчение других губерний; во-вторых, об отпуске продовольствия для ратников, во всех губерниях равномерно, на три месяца; в третьих, о разрешении министрам увольнять чиновников на вступление в ополчение, с оставлением им жалованья; в четвертых, о разрешении статским и тайным советникам, вступающим в ополчение, носить генеральский мундир и занимать генеральские должности.

Как видите, все эти распоряжения государственного значения не имеют, а между тем они «замечательнее других». Другие следовательно еще менее важны.

В общем движении принял участие и синод, разослав приказы о «споспешествовании общему делу» и потребовав от духовенства деятельного участия в «общем деле». Он предписал: 1) отчислить из прибылей от свечной продажи полтора миллиона рублей в пользу петербургского и московского ополчения; 2) пригласить духовенство, а через него и мирян, к усиленным пожертвованиям деньгами и вещами; 3) причетников и семинаристов, увольнять по желанию в ополчение и давать им от церкви пособие на одежду и продовольствие; 4) ежедневно служить повсюду молебны о победе «на супостаты»,- и так далее.

Кроме того синод разослал по всем церквам воззвание, которое приказал читать после манифеста. В этом воззвании после сообщения о нашествии врага, покушающегося на свободу России, угрожающего домам русских и благолепию храмов, было следующее обращение:
«Сего ради взываем к вам, чада церкви и отечества! Примите оружие и щит, да сохраните верность и охраните веру отцов наших. Приносите с благодарением отечеству те блага, которыми отечеству обязаны. Не щадите временного живота вашего для покоя церкви, пекущейся о вашем вечном животе и покое. Помяните дни древнего Израиля и лета предков наших, которые о имени Божиим с дерзновением повергались в опасности и выходили из них со славою».

Далее следовало обращение к «мужам именитым», обладающим властью показать пример прочим, а также к служителям церкви о молитве и благословении вступить в ополчение тем из них, которые, «еще не определившись к служению», пожелают этого. Воззвание заканчивалось обещанием церкви молиться о победе.

Все, семнадцать губерний, на которые было распространено действие манифеста 0б ополчении, были разделены на три округа: п е р в ы й – московский, – для обороны Москвы, в т о р о й – петербургский, для защиты Петербурга и т р е т и й для составления резерва.
Первый округ состоял из восьми губерний: Московской, Тверской, Ярославской, Рязанской, Тульской, Владимирской, Калужской и Смоленской. Он находился под начальством московского главнокомандующего графа Растопчина.

Второй округ состоял из губерний С.-Петербургской и Новгородской. Начальство над ним было передано по выбору дворянства только что возвратившемуся из дунайской армии Кутузову.

Третий округ, под начальством, графа Толстого, состоял из губерний: Казанской, Пензенской, Костромской, Нижегородской, Сибирской и Вятской.
Всюду были сделаны громадные пожертвования, кроме обязательной поставки ратников. Хлеб, лошади, скот, тулупы, сапоги, – все это в большом количеств отправлялось в действующие армии.

«Невозможно исчислить в подробности и с некоторою определенностью – пишет Михайловский-Данилевский, – на какие суммы простирались пожертвования в каждой губернии, потому что они были весьма многоразличны и разнообразны, судя по местному положению края. По оценке, основанной на сведениях, какие можно было собрать, оказывается, что пожертвования губерний, где было ополчение, простирались в каждой от 4-х до 6-ти миллионов, а в иных, смежных с театром войны, и более».

Все, способные носить оружие, спешили вступить в ряды ополчения. «Молодым людям, – продолжает Михайловский-Данилевский, – нельзя было показываться во фраках ни в обществах, ни на гуляньях, не слыша упреков, зачем они не в военном мундире. Люди, никогда не помышлявшее видеть ратное поле, получившие с детства не имеющее никакого отношения к военной службе назначение, из духовных семинарий, гражданских училищ, академий художеств, горного корпуса, александровской мануфактуры, министерств, присутственных мест, просили, как милости, позволения ополчиться. Были примеры, что молодые люди отроческих лет убегали из родительских домов и записывались в полки».
В Москве все, от стариков до юношей, торопились сменить штатское платье на военный ополченский мундир. Московские улицы сделались неузнаваемыми. «На бульварах, – пишет в своих воспоминаниях Кологривова, – где бывало гулянье каждый понедельник, все мужское общество нарядилось в мундиры; на шляпах стариков развивались перья изумрудного цвета, а на молодых были рыцарские каски. К иным они не совсем пристали, и нам, дамам их по танцам, казались смешными; другие же напоминали средневековых рыцарей. Словом сказать, у всех был на уме, а иные и напевали шепотом романс: «Partant pour la Syrie», или:
«Итак любовь должна быть славе данью!
Спеши, герой, прославься славной бранью,
Лети к честям» (2).

Для скорейшего составления ополчения в Москве были учреждены два комитета: один для приема людей, другой для приема и расходования пожертвований. Ополчение состояло из конных и пеших казаков и пеших егерей. Офицерам были даны общие армейские мундиры, для казаков же и егерей была придумана новая форма: серые просторные кафтаны (настолько широкие, чтобы под них можно было одевать полушубок) с зеленым воротником, такого же сукна шар0вары, кушаки любого образца и шапки или фуражки, украшенные медным крестом с вензелем императора под ним и надписью: «За веру и Царя».

«Ратникам, – пишет в своих записках Вигель, – имеющим бороду, дозволено было и даже велено не брить ее. Вооружение состояло из самых простых сабель и пик; других оружий достать было негде. Наконец шапка, украшенная медным крестом, довершала давать этому сборищу вид воинства Христова» (3).

Полковым и батальонным командирам жалованья не полагалось, «по важности звания, в котором они служили, по особой доверенности государя, из усердия к отечеству». Но в виду того, что офицерские места в ополчении занимали главным образом отставные военные, из которых многие были несостоятельны, то таким было назначено временное пособие. Обер-офицерам было назначено жалованье. Сотенным начальниками по 30 рулей в месяц, другим – по 20 рублей. Урядникам и писарям было положено 1 р. 25 к. в месяц жалованья и провиант. Ратникам по 1 рублю в месяц и провиант. Провиант выдавался сухарями.

Москвичи при составлении ополчения проявили очень большое рвение. В течение месяца было: сформировано 11 полков в почти 26 тысяч человек. Кроме этого ополчения тогда же четыре московские помещика выставили каждый на свой счет по полку. Это были графы: Дмитриев-Мамонов, Салтыков, Демидов и князь Гагарин.

В других губерниях дворянство и купечество не отставало от москвичей. Тверское дворянство выставило около 12-ти с половиной тысяч пеших и 600 конных ратников; кроме того великая княгиня Екатерина Павловна, приказала сформировать батальон из своих тверских удельных крестьян.

Ярославское дворянство ополчило 11 тысяч человек, владимирское–15 тысяч человек, рязанское – 16 тысяч, тульское – 13 тысяч, калужское–15 тысяч, смоленское– 12 ; тысяч.
Эти 12 ; тысяч ратников Смоленской губернии представляли собой лишь незначительную часть общих пожертвований, которые были сделаны этой губернией. «Ее пожертвования, – пишет Михайловский-Данилевский, – были неимоверны. Пока наши войска находились в ее пределах, она отдавала все, что имела, что могла, без счета и меры, без веса и квитанций, выставляя вдвое и втрое против того, сколько требовалось. До выступления армии из Смоленской губернии, ее пожертвования простирались до 9.824.000 рублей, кроме хлеба из запасных магазинов».

В месяц все губернии 1-го округа снарядили ополчение. В состав его вошло свыше 120 тысяч человек.

Дворянство давало ратникам и продовольствие, и обмундирование, и фураж. Вместе с купечеством оно жертвовало и деньгами на ополчение Сумма денежных пожертвований первого округа – свыше 25 миллионов рублей.

И при всем этом со всех сторон еще неслись к императору Александру предложения жизни и всего имущества на спасение отечества. Вот выдержки из постановлений дворянства и донесений губернаторов:

«Дворянство (тверское) готово, если нужно для безопасности государства, пролить всю кровь и не пощадить всего достояния своего». (Донесение тверского генерал-губернатора.)
«Дворянство (ярославское) единодушно изъявило готовность принести и жизнь, и все достояние на пользу отечества и престола, если бы обстоятельства того востребовали». (Из донесения ярославского ген.-губернатора.)

Рязанское дворянство изъявило готовность «не щадить ни жертв, ни самого живота на составление Высочайше поведанной внутренней силы».

Всюду произносили горячие речи, писали пышные воззвания. Всякий старался возбудить в ближнем своем патриотизм, довести его до высшего напряжения, подбить его на наибольшие пожертвования.

Каждый губернатор считал своим долгом, подогревать это настроение в обществе воззваниями, имевшими по большей части очень большое влияние на умы населения. В качестве примера такого рода документов можно привести следующую выдержку из воззвания калужского губернатора.

«Дворянство понесет жизнь свою И жизнь своих детей, поведет с собою крестьян, единственное свое достояние, оправдает отличные права свои и преимущества отличными подвигами. Груды костей пораженного неприятеля будут неизгладимыми памятниками достохвальных подвигов их, если он прострет далее дерзость свою. К вам, почтенные граждане, отношу теперь Монаршее воззвание, зная совершенно, что и вы не откажетесь пожертвовать капиталом своим на вооружение ополчения, которое, идет на защиту ваших детей, ваших домов, вас самих. Прах отцов ваших возопиет на вас, если укосните вашим избытком жертвовать в сих смутных обстоятельствах отечества. Слезы потомков ваших изольются пред судом Божиим на обвинение вас, если отречетесь участвовать в предлежащем подвиге».

А из речей, которые произносились в тот горячий месяц, одной из наиболее характерных, может быть названа речь петербургского губернского предводителя дворянства Жеребцова.

– Предки наши, родоначальники сего знаменитого сословия, к спасению отечества стекались под знамена государя, каждый со своею дружиною, кто сколько возмог привести на ополчение. Нам остается последовать их примеру. Наша православная вера, святость алтарей Божиих, наша честь, наше отечество, в семействах наших летами отягченные родители, нежные супруги, невинные младенцы все одними устами требуют пожертвования. Поспешим! Соединимся союзом верной братии, союзом верных россов; утвердимся в единомыслии! Единодушие есть твердейшая преграда, оно есть неразрывная цепь союза и благоденствия! Соединимся все, с крестом в сердце и с оружием в руках. Вручим себя Богу и царю нашему. Спасем отечество или умирая сохраним честь росса, верноподданного Александру!
И петербургское дворянство не отстало от московского. Постановлено было собрать 13 тысяч человек, обмундированных, вооруженных, снабженных продовольствием.
На собрании 17-го июля дворянство приступило к избранию начальника ополчения. При этом избрании не было ни назначения кандидатов, ни голосования. «Не было, – пишет историк Отечественной войны Михайловский-Данилевский, – ни белых шаров, ни черных. Единогласно произнесли имя полководца, на которого с наступления опасности указывала Россия». Как только был объявлен переход к избранию начальника ополчения, раздались крики:
- Кутузова! Кутузова!
Голосовать не стали, – настолько была ясна воля собрания. Кутузова в собрании не было, за ним тотчас же послали депутацию.
Когда он появился, раздались приветственные крики. Он был глубоко растроган и взволнован. Шум замолк.
– Господа! – начал Кутузов вздрагивающим, прерывающимся голосом. – Господа! Я вам многое хотел говорить... Скажу только, что вы украсили мои седины...
Тут рыдания прервали его слова. Слезы полились из его глаз.
Крики восторга оглашали зал. Кутузов согласился принять начальство над ополчением, с той однако оговоркой, что это согласие не должно было связывать его на будущее время: он оставлял за собой право покинуть этот пост. В этом духе, с той же оговоркой, он послал и донесение о своем избрании императору Александру, который в то время находился еще в Москве.

«17-го числа сего месяца, – написал Кутузов государю, – петербургское дворянское общество призвало меня в свое собрание, где объявило всеобщее желание, дабы я принял начальство ополчения Петербургской губернии, от дворянства составляемого. Дабы отказом не замедлить ревностных действий дворянства, принял я сие предложение и вступил в действие по сей части, но с таким условием, что, будучи в действительной Вашего Императорского Величества военной службе, ежели я вызван буду к другой комиссии или каким либо образом сие мое упражнение Вашему Императорскому Величеству будет не угодно, тогда я должность эту оставить должен буду другому, по избранию дворянства».
Тотчас же Кутузов сформировал два комитета: устроительный и экономический. Один для приема ратников, другой–пожертвований.

Общее желание вступить в ряды ополчения было так велико, что все офицерские места почти сразу были уже заняты. Мещане, купцы, ремесленники, немецкие колонисты, живущие под Петербургом, добровольно поступали в ратники ополчения. Кроме 13-ти тысяч пехоты в Петербурге сформировались из охотников два конных полка: смертоносный и александровский. Денежные пожертвования в несколько дней достигли четырех миллионов. Словом, Петербург, со своею губернию проявил такое усердие, что император Александр, счел необходимым поощрить его.

«С удовольствием усмотрели Мы в С.-Петербургском дворянстве,- писал он в рескрипте Кутузову,- то же самое рвение и усердие к Нам и отечеству, какое видели в московском дворянстве, почему и поручаем вам: губернатору, предводителям и всему здешнему благородному сословию объявить благоволение Наше и признательность».

Всем ратникам петербургского ополчения были выданы из арсенала ружья и все они были снабжены лопатами и топорами.

Знамя ополчения было белое полотняное. Посредине его был изображен восьмиконечный крест с надписью по обеим сторонам его: «Сим победиши». По. углам знамени, в лавровых венках, под коронами, находились вензеля имени императора Александра.
Вооружение и обучение были поставлены в петербургском ополчении лучше, чем в других округах. Обучали ополченцев унтер-офицеры и солдаты, и этих было так много, что на каждого приходилось только по 4 или 5 ратников.

Новгородское дворянство перещеголяло даже петербургское, поставив ратников почти на 4 тысячи больше и дав им одежду, жалование в провиант на год (это обошлось около миллиона рублей). Купечество, горя желанием содействовать дворянству, назначило на военные надобности до 200.000 рублей.

В третьем округе дворянство постановило выставить ополчение до четырех человек со ста. Кроме того были открыты подписки для сбора денежных пожертвований. Между тем был издан манифест 18-го июля, приказывавший, чтобы не отрывать поселян от полевых работ, произвести в низовых губерниях сбор ратников 1-го сентября. Александр, получив известие о постановлении дворянства 3-го округа о взимании по 4 ратника со 100 душ населения, остался очень недоволен. Это ему показалось мало по сравнению с другими округами, и он издал приказ, чтобы в в третьем округе набирали не по 4 ратника со ста душ, а по 10. Но затем, когда уже было преступлено к образованию ополчения, он отменил это распоряжение и приказал брать со ста душ по 6 человек.

Ополчение 3-го округа состояло из 64-х тысяч человек.

Всего таким образом во всех трех округах было свыше 208 тысяч человек.

Несколько раз в настоящей главе было упомянуто о том рвении, с которым население несло «животы свои и все свое достояние на алтарь отечества». Необходимо заметить, что это было рвение только имущей его части, дворянства и купечества. Крестьянство, главная масса населения, голоса не имело, в качестве несвободного, крепостного класса. Его и не спрашивали о его желаниях или симпатиях. Помещики просто жертвовали «на алтарь отечества» столько-то крестьянских голов, и баста.

Но все-таки настроение крестьянства в разных местах и в разное время так или иначе проявлялось, то или другое течение в нем существовало. Прежде всего надо отметить то обстоятельство, что настроение крестьянства не было конечно равномерным, одинаковым повсюду, а менялось от места к месту и от деревни к деревне.

Если попытаться представить схему этих колебаний крестьянского настроения по месту, то без особенной натяжки это можно сделать в следующем виде. На западной границе и в следующей полосе, ближе к центру, крестьяне встречали французов или равнодушно, или, подкупленные французскими прокламациями и обещаниями отмены крепостного права, охотно. Такое отношение к французам менялось лишь после того, как военные поборы и грабительства мародеров делали положение невыносимым. Но в глубине России, где никогда и французов никаких не бывало, даже пленных, – там французов по большей части очень не любили, относились к ним с непримиримостью.

Многие губернаторы доносили о крестьянских бунтах против помещиков, а в литовских и беларусских губерниях, по утверждению Михайловского-Данилевского, крестьяне вместе, с мелкой шляхтой присоединялись к мародерам и занимались грабительством. В Витебской губернии «крестьяне присоединялись к мародерам и вместе с ними выжгли значительное число домов в городах, целые деревни и господские строения». Не так было в других губерниях. В Тульской губернии, в одном из сел крестьяне очень взволновались известием о нашествии Наполеона и сделали очень значительные по своим средствам денежные пожертвования, но все-таки охотников вступить в ополчение не нашлось ни одного. Здесь крестьяне не были настолько захвачены патриотическим пылом, чтобы отдать отечеству «свои животы».
Это произошло в селе Михайловском. Отец очевидца Д.И. Свербеева собрал сходку и со своим сыном, 12-тилетним мальчиком, вышел к ней на крыльцо. Прежде всего он прочел им весьма трогательное воззвание, приглашая каждого по возможности пособить православному царю в общем бедствии деньгами, и вызывал охотников идти против врага, замыслившего разорить нашу веру и покорить себе нашу милую родину.

– Сам я, –сказал крестьянам Свербеев, – семидесятилетний старец, пойду пред вами и возьму с собой на битву этого отрока, моего единственного сына. Братцы! Подумайте, переговорите между собой, время не терпит через полчаса или час я приду узнать ваше решение. Знайте однако, что в моих словах нет никакого вам принуждения; вы вольны делать, что хотите, и как знаете.

«Крестьяне всей гурьбой низко поклонились отцу; старики была в слезах. Варфоломеевич, во главе дворовых, чуть не ревел и первый вызвался быть охотником: он бывал в сражениях, и в нем заговорила старая его военная косточка. Когда мы удалились, крестьяне зашумели, как пчелиный рой; мы через час воротились. Управляющий с конторщиком записали длинный ряд имен тех, которые объявили себя жертвователями. Денег насчиталось до пятисот рублей, но охотников, кроме Варфоломеевича, ни одного не вызвалось»(4).
Чем же объяснить такое холодное отношение крестьян к предложению отца очевидца?
Сам Свербеев объясняет это тем, что в крестьянах заговорил «простой здравый смысл»:
«Они предугадали, что будет большой набор, и тут же заговорили: «Из чего же нам идти в охотники? кто похочет, тот и пойдет, когда будут набирать, а то, пожалуй, охочие пойдут, а положенных возьмут без замена» (5).

Здесь уже может речь идти в противность западным губерниям только о «рассудочности», холодности, но никак уже: не о сочувствии успехам французов. В других же губерниях, по словам очевидцев, крестьяне с большим жаром относились к известиям о движении французов. Идти на французов, по их словам, было все равно, что «стать за Божье дело». Поэтому они с большой охотой, с глубоким чувством, становились в, ряды ополчения.

Вигель в своих воспоминаниях рисует тот резкий контраст, который существовал между обыкновенным рекрутским набором и набором ратников ополчения.

«Ничто так не раздирает души, – пишет он, – как зрелище обыкновенных рекрутских наборов: отовсюду слышны стон и вой. Мирные поселяне, от самого рождения привычкою прикованные к земле, не имеют других желаний, кроме хорошего урожая; повышение, слава суть для них слова непонятные; вдруг отрывают их от всего родного, привычного; они трудолюбивы и не знают боязни, но неведомое ужасает их; все ближние их заживо хоронят; что удивительного, если горький плачь и ропот всегда бывают при исполнении сего насильственного действия? Тут, при наборе ратников (ополчения), видели мы совсем тому противное: радость была написана на лице тех, на коих пал жребий; семейства их, жены, матери осыпали их ласками, целовали, миловали, дарили, чем могли. «Голубчик, ведь ты идешь за нас да за Божье дело», – повторяли они» (6). (Описываемое относится к Пензенской губернии).

Однако и во внутренних губерниях существрвали опасения за верность крестьян и некоторая неуверенность в них.

«Многие из помещиков (Пензенской губернии), – пишет Вигель, – опасались, что приближение французской армии и тайно подосланные от нее люди прельщениями, подговорами возмутят против них крестьян и дворовых людей».

Опасения оказались напрасными. «Напротив, в это время казалось, что с дворянами и купцами слились они в одно тело».

Трефолев приводит в «Русском Архиве» рассказ со слов очевидца об отношении крестьян к французам в Ярославской губернии. Правда, крестьяне там ошиблись, приняв малороссийских казаков за французов, и из всего вышло только курьезное приключение, но этот случай, тем не менее, может служить показателем того, как отнеслись бы крестьяне к действительным французам.

В конце августа или в начале сентября «проезжали, – пишет Трефолев, – через Ярославль ремонтеры, небольшой казачий отряд. Нужно им было ехать в город Кострому; но у Яковлевской (подгородной) слободы каким-то образом, по ошибке, или вследствие того, что не была забыта лишняя чарка горилки, они свернули в сторону, заблудились на проселочной дороге, почему и решили переночевать в селе Вятском...
Нужно заметить, что все ремонтеры, как истые хохлы, говорили по-русски очень плохо. Первый попавшийся им навстречу мужик навострил уши, услыхав малоросские звуки, и не очень дружелюбно посмотрел на незнакомцев, которые объяснили ему, что вот, так и так, заблудились, ехать поздно, наступает ночь: желают разместиться по квартирам.
Крестьянин ответил, что без начальства это сделать нельзя: велит оно впустить в избы – впустят, а не прикажет – двери на крючок.
– А кто здесь начальство? Веди нас к нему! Живо! Марш! – кричали хохлы, без милосердия ломая русскую речь.
– Начальство, примерно, – старшина. А сидит оно теперь в волостном правлении...
Но, прежде чем отправиться в правление, казаки заблагорассудили сами поискать себе квартир. Нигде, не пустили, мужик сказал правду.
– Да вы кто такие? – допрашивали казаков, осматривая с головы до ног.
– Мы русские.
– То-то!.. Вишь, толкуете не по-нашенски... А все-таки мы вас не пустим к себе, коли начальство не прикажет.
Волей - неволей бедные хохлы, проклиная упрямых москалей, должны были отправиться в волостное правление. На грех въ то время старшина подгулял. Услыхав малороссийский говор, он мгновенно решил, что пред ним стоят французы, хотя и маракующие по-русски, но все-таки не настолько хорошо, чтобы их, злодеев, нельзя было узнать.
– Православные! – вдруг закричал старшина. – Ведь это – хранцузы!
– Хранцузы! Хранцузы пришли! – повторила в один голос толпа и бросилась бежать врассыпную.
Пьяный старшина не струсил; он решился доказать свою храбрость пред неприятелем и, важно подбоченясь, вопил во все горло:
– Хранцузы проклятые! Нет вам квартир! Не дам! Убирайтесь отсюда, пока целы!
Бесполезно уверяли хохлы, что он врет с пьяных глаз, что они не «хранцузы», и угрожали за упрямство пощупать его ребра нагайками: старшина был непреклонен...
Село было большое, с двумя церквами. Молва, что приехали злодеи-французы, быстро разнеслась по всем улицам. На обеих колокольнях ударили в набат. Народ вооружился поспешно, кто чем мог: топорами, вилами, палками, косами. Кузнецы схватила свои молоты. Как теперь вижу, один витязь в армяке схватил тяпку (что капусту рубать) и закричал:
– Не робейте, православные! К вам подмога идет! Я – подмога! Не робейте!
– Чего робеть! – гудела в ответ толпа. – Бейте их, бейте проклятых басурманов! Значит, они уж взяли и Ярославль, коли сюда забрались...
Некоторые из толпы, желая захватить живьем мнимых французов, кинулись между прочим на одного казака, который, вследствие болезни, не мог сидеть на коне и ехал в телеге, отставши несколько от своих товарищей.
– Рубите ему голову! Валяйте косарем! – кричали одни, более прочих кровожадные.
– Зачем убивать? И так сама по себе скорехонько издохнет! – кричали мягкосердечные. – Да и косарь-то тупой, не отрубишь...
– Отпилить можно башку. Ничего!.. Авось отвалится...
Старший в отряде, опомнившись от ужасного изумления, закричал крестьянам, что, если они сейчас не разойдутся, по домам или тронут хоть пальцем его людей, будет плохо: велит колоть и стрелять.
– Палите, хранцузы, не боимся! – кричал народ, все ближе и ближе подступая к казакам.
Громче всех раздавался голос пьяного старшины, который ободрял крестьян, как теперь слышу, следующим образом:
– Ну, что-ж, ребята? Десяток наших убьют, – сотня придет; сотню убьют, – тысяча на подлогу подойдет... А уж к ним-то подмоги не будет, врут!
Зазвенел вдруг колокольчика. Это ехал господин ярославский капитан-исправник. Услыхав необыкновенный шума и нисколько выстрелов, сделанных к счастью мимо, только для острастки народа, капитан-исправник спросил: – В чем дело?
Ему отвечали, что в село Вятское забрались французы, притворяются русскими, но что народа узнал-де ихнию хитрость и желает расправиться с ними по-свойски, своим самосудома, не утруждая высшего начальства, т. е. его благородье. А сражение-де сейчас начнется, потому – невтерпеж, заколыхалось-де сердце русское, закипела кровь русская, молодецкая.
Капитан-исправник, выслушав ремонтеров, вздумал было объяснять народу его ошибку и прикрикнул:
– Ах, вы... дети! По домам!
Никто не пошевелился. Исправник тогда кротким вдруг сделался: знать, увидал по мужицким глазам, что в этих глазах огонек сверкает, такой злой, нехороший огонек; потому и смягчение оказал к... детям, – назвал их братцами.
– Это, братцы, – не французы. Это наши казаки с Дону-реки пришли сюда и заблудились. Не нужно их обижать, а следует отогрет, накормить да водочки малую талику поднести; ведь они за нашу землю, за царя нашего Александра Павловича стоят, уверяю вас, ребята!
– Не верим! Измена! Врешь ты, ваше благородье! – вскрикнула старшина. – Зачем ты мир обманываешь, на французскую сторону тянешь?
– Да! Да! Измена! – грянула толпа, подступая к исправнической бричке, где его благородие сидел ни жив, ни мертв.
Кучера его тоже струхнул порядком, да к счастью успел, скоро догадаться: ударил по тройке, и поминай, как звали! Укатил стрелой из Вятского.
Не знаю, чем кончилось бы это приключение, если бы не вышел к народу со св. крестом в руках мой отец, священник одной из вятских церквей, уважаемый и любимый крестьянами. Но и ему, несмотря на любовь и уважение, пришлось выслушать жестокую брань, когда он, со слезами на глазах, стал уверять свою разъяренную паству, что ею творятся «недоброе дело», что ею прольется братская неповинная кровь.
– Э! Да и поп-то у нас – тоже изменщик? Бейте и его, коли он стоит за еретиков-хранцузов! – пронеслось в толпе.
Тогда мой отец спросил:
– А как вы думаете, православные: есть у еретиков кресты на шее? Молятся они нашему Богу или нет?
– Нет, какие у них кресты! Коли есть, так, значить, это и в самом деле-не хранцузы. Пусть покажут…
На всех казаках действительно нашлись кресты и образки. Мой батюшка восторжествовал и душевно умилился, а православные только руками развели: эк, дескать, мы опростоволосились! И хотели было позвать к себе казаков в гости; но те, обиженные, сказали спасибо отцу, обругали неподобно мужиков и уехали из Вятского. Остановились они в ближайшей деревеньке, где, их впустили переночевать без всяких хлопот.
Утром, когда старшина протрезвился, вспомнилось ему вчерашнее событие, в котором главная вина была на его стороне;. и, опасаясь дурных последствий за свою ошибку, поспешил он догнать казаков и принес им повинную. Но это стоило ему не дешево: заплатил хохлам 500 рублей ассигнациями и сверх того дал им проводника до города Костромы. Много ли же перепало в руки оскорбленного капитан-исправника, прошу о том меня не спрашивать. Такие вещи, сами знаете, делаются с глаза на глаз, по секрету, хотя и не полюбовно. С хохлами же старшина разделался полюбовно: что запросили, то и дал, разложивши 500 рублей на весь «мир». «Мир» – везде ответчик» (7).

Можно было бы привести много примеров подобного рода. Достаточно вспомнить о партизанских, отрядах, составленных иногда исключительно из крестьян и предводимых каким нибудь отставным унтером или церковным причетником. В общем же можно сказать, что крестьяне в тех случаях, когда им самим представлялось решение или выполнение какого либо дела, действовали по большей, части, как выразился Свербеев, по велению «простого здравого смысла».

Нельзя то же сказать о других классах населения – дворянстве и купечестве. Главным образом дворянство действовало в это время без всякого удержа, закрыв глаза, единственно под влиянием увлечения. Были случаи, что некоторые дворяне обещали дать больше, чем могли. Не ограничиваясь тем, что отдавали значительный процент своих крепостных в ратники и вносили сверх того значительные денежные пожертвования, они и сами торопились стать в ряды действующего войска или же ополчения. Кто потому либо не мог вступить ни в армию, ни в ополчение, поступал в земскую, внутреннюю стражу, которая учреждалась почти повсюду, для вспоможения земской полиции. «Местные дворяне, – пишет Свербеев, – которые под каким нибудь предлогом не поступали в ополчение, тем с большим рвением согласились принять на себя звание начальников этой стражи. Они в подражание настоящим, ополченцам облачались в такой же серый русский полукафтан казацкого покроя, привесили себе саблю и накрыли головы теми же фуражками, но не было на них медного креста с вещею надписью: «За веру и царя» (8).

Все спешили под знамена.
«Редкий из губернаторов, – пишет Михайловский-Данилевский, – в донесениях к начальству, не вменял себе в особенную честь, что управление губернией доставляло ему случай быть свидетелем событий, где при каждом предложении о нуждах государственных являлось стремление предупреждать волю правительства».

В начальники губернских ополчений и командиров полков назначались обыкновенно представители старинных дворянских родов, «искони служивших, подпорою империи».
Отставных офицеров в третьем, округе даже не хватало на места офицеров ополчения, потому что они ушли в первый округ, где набор производился раньше.

«Не сыскалось ни единого, – пишет Вигель, – который пожелал, бы остаться дома, все явились на службу. Однако же для пополнения всех мест их было недостаточно; дозволено было гражданским чиновникам, служащим и отставным, вступать в ополчение, только с потерею двух или трех чинов; это никого не удержало: сотни предложили свои услуги. И это были не одни помещики и дети их: канцелярии присутственных мест начали пустеть. Наконец множество семинаристов, сыновей священников и церковнослужителей бросились в простые рядовые, впрочем, уверены будучи, что, как людей письменных, грамотных, не замедлят их сделать урядниками» (9). Повсюду распивались патриотические песни; как наскоро сложенные, они были неуклюжи, но пели их с увлечением, горячо, и некоторые из них местами продолжали распевать долгое время после 1812 года. Как образец такого рода песен можно привести отрывок из песни, сочиненной двумя ярославскими семинаристами (Барцовым и Студницким), ушедшим в том году в ополчение:
«Вдруг взошла заря багряна,
Вся Европа восстонала,
Объявлена война.
Бонапарты, люты звери,
Отворили адски двери,
Пожрать священный чин.
Вдруг спустились облака,
Жаром колет нам бока,
Сокрыться некуда.
Шумят ветры и погоды,
Вдруг пришли на нас невзгоды,
И свет весь потемнел».
Эта песня состоит из безчисленного ряда подобных, куплетов, представляющих собою собою бессысленный набор слов; но судьба этой песни тем не менее замечательна: как уверяют по крайней мере «Ярославские Губернские Ведомости», эта песня распевалась ярославскими семинаристами еще в 1872 году, т. е. продержалась 60 лет.
В обществе ходили по рукам, различные карикатуры на Наполеона и французов, всевозможные пасквили и злые акростихи. Особенным успехом, пользовался следующий акростих, составленный из списка французских маршалов:
Сегюр
Талейран
Абрантес (Жюно),
Даву,
Ожеро,
Серрюрье,
Виктор
и
Ней (10).
Если прочесть начальный буквы этих имен сверху вниз, причем последнее имя Ней прочесть полностью, то получится: «Стадо свиней».

Настроение общества было крайне приподнятое. Все французское преследовалось, на улицах становилось, опасно говорить по-французски. Аристократы, заменявшие с детства родной язык французским и не умевшие выражать свои мысли на русском языке, находились в затруднительном положении, но все же отказывались из чувства патриотизма от французского языка и нанимали себе учителей, чтобы хоть как нибудь сносно научиться говорить по-русски.

Французская труппа из Петербурга была удалена. Ее заменяли русские актеры, разыгрывавшие патриотические пьесы. «Дмитрий Донской» и «Пожарский» не сходили со сцены. Появилась новая пьеса «Ополчение». На представлениях ее зрители приходили прямо в исступление. В этой пьесе выступал обыкновенно восьмидесятилетний старик, актер Дмитревский, давно уже ушедший со сцены на покой и возвратившийся теперь обратно, и каждое его появление на сцене вызывало шумные овации. Он выступал в роли старого инвалида, пришедшего пожертвовать самые дорогие для него вещи-три медали, украшавшие его грудь, «в молодости геройскую, а теперь уже бессильную, но все еще пламенеющую любовью к отечеству» (11).

Балет и тот приноровили к настроению общества. Так, был поставлен патриотический балет «Любовь к отечеству», в котором «одно движение знамени с надписью: «За отечество», возбуждало слезы, крики, неумолкаемые рукоплескания».
«Иные,-пишет Михайловский-Данилевский,-выходя из театра, на другой день бежали записываться в ополчение».

При таком настроении общества неудивительно, что число желающих вступить в ополчение росло вес больше и увеличивались, материальные пожертвования. Однако провинциальное дворянство, жертвуя под влиянием увеличения ратников, старалось потом отделаться поэкономнее и подсовывало в ратники старых или увечных.

«В Тульской губернии,- рассказывает например Свербеев,- набрано было также ополчение, но в меньшем размере против московского; с наших деревень пошло 30 ратников. Тут конечно всякий старался соблюсти свои выгоды; отдавались люда пожилых лет, не отличного поведения и с телесными недостатками, допускаемыми, как исключение, для этого времени в самых правилах о наборе ополченцев» (12).

Что касается внутренней стражи, то хотя пожертвования на нее и делались с той же охотой, но размеры их были гораздо меньше. Так, в Тамбовской губернии например наиболее значительным пожертвованием считается дар спасской помещицы села Жукова, которая подарила шесть чугунных пушек. Спасский купец Толмачев подарил одну чугунную пушку без лафета. Вообще оружия в то время жертвовалось довольно много.

Не обходилось при этом и без курьезов. В Лебедянском уезде кто-то пожертвовал ружье без шомпола и старую заржавленную саблю. «В суматохе,-пишет об этом Дубасов,-все принималось с благодарностью» (13).

Манифест 6-го июля призывал к оружию всю Россию, и вся Россия поднялась по призыву, так что когда Александр издал манифест 18-го июля, 0граничивающий ополчение только 17-ю губерниями, то это воззвание государя застало уже повсюду повсеместное вооружение. Это вооружение было отменено, хотя в некоторых местах, как например, в Херсонской губернии, и было доведено почти до конца. Тогда все губернии, исключенные из ополчения, начали производить по подпискам денежные сборы. Наиболее крупные пожертвования следующие: Полтавская губерния пожертвовала 3 миллиона рублей; Киевская - 4 миллиона; Псковская губерния содержала на свой счет корпус графа Витгенштейна, что обошлось ей около 13 миллионов рублей. Лифляндская губерния собрала ополчение из 4 тысяч человек и пожертвовала 3 миллиона рублей. В Финляндии, недавно присоединенной к России (едва три года), правительство (финляндское) издало воззвание к участию в пожертвованиях и сформировали войска. Денежные пожертвования там, не считая вещей, доходили до 200 тысяч рублей.

В Сибири «губернаторы повсюду рассылали манифест 6-го июля и присовокупляли внушения о ревностном исполнении его». Результаты этих внушений были следующие: в Пермской губернии было собрано свыше 200 тысяч рублей, в Томской-свыше 100 тысяч, в Иркутской-около 200 тысяч.

«Даже кочевые народы,- пишет Михайловский-Данилевский, - готовы были двинуться против неприятеля. Тунгузы, услышав уже спустя два года о нашествии французов, хотели на своих оленях спешить на помощь Белому царю, которого они называют «Высокое солнце» (14).
«Не осталось города и селения,- продолжает, тот же автор,- где б не разгорались бы любовь к отечеству. Ждали только повеления идти поголовно. Все племена неизмеримой Российской империи, слились в одну душу и, не взирая на различие нравов, обычаев, климата, наречия, веры, доказали, что все они, по чувствам, родные между собою. Не исчислены здесь тысячи подвигов частных лиц: как старцы надевали оружие для войны, отцы и матери благословляли сыновей на одоление врагов; как все и каждый несли в дар отечеству, что могли, не считая своего усердия каким либо особенным отличием или заслугою».

Описывая происшествия, связанные с созывом ополчения, нельзя обойти молчанием смелую попытку некоего Романа Медокса, задумавшего на свой риск собрать кавказско-горское ополчение и привести его в Россию в распоряжение императора Александра. С этой целью он сфабриковал себе подложные документы, в которых, требовал себе содействия от кавказских властей, и отправился в качестве самозванца на Кавказ. Там сначала его предприятие шло очень удачно. Ему все поверили, и он начал быстро подвигать вперед свое дело. Он вошел в сношение с горскими старшинами и князьями и уже окончательно его уговорился с некоторыми из них, как вдруг его обман случайно был открыт, и он был арестован и препровожден в Петербург. Там он был посажен в Петропавловскую крепость и почти всю остальную жизнь провел затем в разных тюрьмах и в ссылки (15).
__________________
Примечания:
(1) Текст манифеста см. в Гл. IV
(2) Из семейных воспоминаний А.Ф. Кологривовой (урожденной Вельяминовой-Зерновой). 1812-й год. // «Русский Архив», 1886 г., № 7, С. 339.
(3) Записки Ф. В и г е л я. Ч. IV, С. 47.// Москва, издание «Русского Архива».
(4) Записки Д.И. С в е р б е е в а. (1799 – 1826 гг.). Москва, 1899 г. Т. I. С. 62 – 63.
(5) Там же. С. 67.
(6) Записки Ф. В и г е л я, ч. IV, стр. 47.
(7) Л.Н. Трефолев. Рассказы о ярославской старшине. Мнимые французы. // «Русский Архив» 1877 г.. № 5, С. 52 – 54.
(8) Записки Д.И. Свербеева. Т. I. С. 74 – 75.
(9) Записки Ф. В и г е л я Ч. IV. С. 46.
(10) Акростих из списка французских маршалов.// «Русская Старина». 1874 г. Т. IX. С. 391.
(11) Михайловский-Данилевский. Описание Отечественной войны.
(12) Записки Д.Н. С в е р б е е в а. Т. I. С. 74.
(13) Михайловский-Данилевский. Описание Отечественной войны.
(14) Михайловский-Данилевский. Описание Отечественной войны.
(15) Интересна биография этого замечательного авантюриста. Роман Михайлович Медокс, сын великобританского подданного Михаила Георгиевича Медокса, родился в Москве 18-го июля.1789 года. Он был человек чрезвычайно энергичный, живой, наблюдательный и прекрасно образованный: он говорил на семи языках новых и древних, не считая кавказских и сибирских наречий. Кроме того он обладал большими познаниями по математике, истории и естественным наукам. После неудачи при составлении кавказско-горского ополчения 1812 года, он до конца царствования Александра I, около 12 лет, просидел в Петропавловской крепости, затем был сослан в Вятку, бежал оттуда на Кавказ, но был пойман и сослан рядовым в сибирские батальоны, где был учителем омского кадетского корпуса и занимался биологическими исследованиями. В 30-х годах он был посажен в шлиссельбургскую крепость (причины этого нового заключения очень темны), где и просидел до воцарения Александра II. В 1855 году он был возвращен в семью своего брата Павла, дворянина Тульской губернии. Умер Роман Медокс в 1859 г. (Данные, сообщенные родным племянником Медокса.// «Русская Старина». 1880 г. Сентябрь. С. 221-222.)

Народное ополчение 1812 года

«М.И. Кутузов — начальник Санкт-Петербургского ополчения». Художник — С. Герасимов

18 июля 1812 года царь Александр I издал Манифест о созыве народного ополчения против агрессии Наполеона

В конце июня 1812 года в Россию вторглась небывало огромная армия — свыше 600 тысяч войск, собранных Наполеоном со всей Европы. Силы агрессора более чем в три раза превосходили численность русских армий у западных границ. Поэтому менее чем через месяц после начала войны, 18 июля (6 июля по старому стилю) 1812 года, находясь в действующей армии в лагере у Полоцка, царь Александр I принял решение для помощи регулярной армии созвать народное ополчение.

Был подписан царский манифест, то есть обращение монарха к народу, в котором Александр I смог найти нужные слова, не скрывая всю сложность положения. «Неприятель вступил в пределы наши и продолжает нести оружие свое внутрь России… — писал русский царь. — Мы не можем и не должны скрывать от верных наших подданных, что собранные им разнодержавные силы велики… При всей твердой надежде на храброе наше воинство, полагаем мы за необходимо-нужное собрать внутри государства новые силы, которые нанося новый ужас врагу, составляли бы вторую ограду в подкрепление первой и в защиту домов, жен и детей каждого и всех».

Призыв о создании ополчения завершалось эмоциональным обращением к историческому опыту предков: «Ныне взываем ко всем нашим верноподданным, ко всем сословиям и состояниям, духовным и мирским, приглашая их вместе с нами единодушным и общим восстанием содействовать противу всех вражеских замыслов и покушений. Да найдет враг на каждом шаге верных сынов России, поражающих его всеми средствами и силами! Да встретит он в каждом дворянине Пожарского, в каждом духовном Палицына, в каждом гражданине Минина… Народ русский! Храброе потомство храбрых славян! Ты неоднократно сокрушал зубы устремлявшихся на тебя львов и тигров. Соединитесь все: со крестом в сердце и с оружием в руках никакие силы человеческие вас не одолеют».

После царского призыва началось формирование народного ополчения в 16 губерниях России, разделенных на три округа. Ополченцы первых двух округов, готовились принять участие в обороне Москвы и Петербурга, третьего — становились общим резервом.

Ополчения первого округа формировал губернатор Москвы князь Фёдор Васильевич Ростопчин. В его округ входили Московская, Тверская, Ярославская, Владимирская, Рязанская, Тульская, Калужская и Смоленская губернии. Во второй округ входили ополчения Петербургской и Новгородской губернии, в третий - ополченцы Казанской, Нижегородской, Пензенской, Костромской, Симбирской и Вятской губерний.

Командующие ополчением избирались на съездах дворян в соответствующих губерниях, средства на обмундирование и питание ополченцев собирались всем обществом. Норма набора ополченцев так же определялась съездами дворян — от 4 до 10 человек со 100 «ревизских душ», то есть с сотни крестьян и мещан.

Самое крупное ополчение было собрано в Московской губернии — 31959 «ратников», как называли тогда рядовых ополченцев. Московское ополчение сводилось в полки, ратники одевались в обычную крестьянскую одежду и получали бронзовые кресты на шапки с надписью: «За веру и царя».

Петербургское и новгородское ополчение делилось не на полки, а на дружины, в каждую из которых зачислялись ополченцы одного уезда. Такая дружина состояла из 4 сотен, а сотня — из 200 ратников. Всего во всех трех округах из 16 губерний было собрано 192976 ополченцев. Для их снаряжения и обеспечения собрали народных пожертвований почти на 100 миллионов рублей.

Ополченцы Московского и Петербургского округов уже в августе-сентябре 1812 года приняли участие в защите обоих столичных городов Российской империи. 10 тысяч ратников ополчения из Москвы и Смоленска в составе русской армии сражались в Бородинской битве. История сохранила для нас некоторые имена рядовых ополченцев, отличившихся в том историческом сражении: Анисим Антонов, Кондрат Иванов, Савелий Кириллов и многие другие.

Один из наполеоновских офицеров так вспоминал бой с ополченцами: «И вдруг высокий лес ожил и завыл бурею. Семь тысяч русских бород высыпало из засады. Со страшным криком, с самодельными пиками, с домашними топорами они кидаются на неприятеля, как в чащу леса, и рубят людей, как дрова…»

Особенно широко силы ополченцев использовались в борьбе с врагом после занятия французами Москвы и во время зимнего контрнаступления русской армии. В период оккупации врагом «старой столицы» ополченцы вместе с регулярными частями прочно закрыли расходившиеся из Москвы дороги на Тверь, Ярославль, Владимир, Рязань, Тулу, Калугу, а также вместе с партизанами наносили чувствительные удары по отдельным отрядам противника, истощая и деморализуя его живую силу.

В период зимнего отступления Наполеона ополченцы принимали участие во всех крупных сражениях — под Малоярославцем, Полоцком, Могилёвом и на реке Березине. Генерал Петр Христианович Витгенштейн, командовавший корпусом, прикрывавшим Петербург, а затем наступавший на Полоцк, не раз отмечал в своих донесениях Кутузову, что ополченцы в схватках с врагом зачастую ни в чем не уступают солдатам регулярных частей. Вот как он описывал действия ратников ополчения в боях за Полоцк: «Сбросив с себя армяки, ратники выбегали из цепи, устремлялись в рукопашный бой, дрались прикладами и топорами, бесстрашно бросались под град пуль и картечей, сражаясь, как разъяренные львы, а при сильном натиске неприятеля стояли, как неподвижные скалы. Случалось им целыми колоннами встречать конницу прикладами и мгновенно ее опрокидывать».

Формирование дружин и полков ополченцев не прекращалось и после освобождения России от оккупантов. До конца наполеоновских войн в таких добровольческих частях побывало почти 400 тысяч русских людей. Среди ополченцев были и немало лучших представителей русской интеллигенции — С.Н. Глинка, А.С. Грибоедов, В.А. Жуковский, М.Н. Загоскин, И.И. Лажечников и многие другие.

Значительное число ополченцев, например, дружины из Костромской, Пензенской, Нижегородской и Рязанской губерний приняли участие в боях уже во время заграничных походах русской армии в 1813-14 годах. Русские ополченцы отличились при осаде Данцига и Гамбурга, в битвах под Лейпцигом и Магдебургом, во взятии Кенигсберга. Отдельные формирования ополченцев принимали участие даже во взятии Парижа весной 1814 года.

Таким образом, решение о создании народного ополчения, принятое 18 июля (6 июля по старому стилю) 1812 года, стало важным шагом к исторической победе России над одним из самых опасных врагов. http://rusplt.ru/wins/narodnoe-opolche nie-1812-istoriya-27439.html

Всего было выставлено более 400 тысяч ополченцев , из которых были образованы округа́: 1-й - для обороны Москвы , 2-й - для обороны Санкт-Петербурга и 3-й - для составления резерва. Ратники ополчения были сведены в пешие и конные полки и дружины , делившиеся на батальоны , сотни и десятки. Часть ополчения действовала в 1813-1814 годах даже за пределами России - под Данцигом и при блокаде Дрездена и Гамбурга .

Формирование ополчения из крестьянства шло по образу и подобию рекрутских наборов, но без обязанностей, свойственных регулярной армии. Представители дворянского сословия (офицерские кадры) записывались в ополчение добровольно. Ополчение принимало участие в отдельных боевых действиях, но в основном выполняло черновую работу в виде строительства бастионов, палисадов, копания рвов и т. п.

Московское народное ополчение

6 июля 1812 года был издан высочайший манифест императора Александра I , предписывавший дворянам формировать ополчение из своих крепостных , самим вступать в него и выбирать командующего над собой. В один день с манифестом вышло воззвание «Первопрестольной столице нашей Москве», содержащее призыв к москвичам организовать ополчение. То, что специального обращения более не удостоился ни один город империи , не только льстило москвичам, но и указывало на особое внимание к древней столице со стороны верховной власти.

12 июля 1812 года Александр I прибыл в Москву. Немедленно был составлен комитет по организации московского ополчения, состоявший из Аракчеева , Балашова и Шишкова , председательствовал в котором Ростопчин . Комитет выработал положение об организации московской военной силы, впоследствии послужившее образцом для других губерний. Согласно ему, создавались два подкомитета: первый - для организации приёма ополченцев, второй - для организации приёма денег, провианта, фуража, оружия и прочего необходимого имущества. Председательствовал в обоих военный губернатор .

Московская военная сила должна была быть представлена конными и пешими казацкими и егерскими полками. Для ополченцев назначалась особая форма одежды: русские серые кафтаны длиной до колена, длинные шаровары, рубашки с косым воротом, шейный платок, кушак, фуражка и смазные сапоги. Зимой под кафтан полагалось надевать овчинный полушубок. На головной убор помещалась кокарда с девизом: «За веру и царя ». Офицеры носили обычный армейский мундир . Полковым и батальонным командирам жалование не назначалось «по важности звания… и из усердия к Отечеству ». Офицеры ополчения награждались так же, как и армейские, для рядовых ополченцев назначалась особая медаль за храбрость, с пожизненным денежным содержанием. Всем изувеченным ополченцам, не имеющим достатка, назначалась пенсия . В ополчение принимались крепостные, добровольно предоставленные дворянами. Отставные офицеры сохраняли своё прежнее звание, а гражданские чиновники вступали с потерей одного классного чина .

Исходной точкой сбора народного ополчения стало собрание московского купечества и дворянства по случаю приезда в древнюю столицу императора, состоявшееся в Слободском дворце 15 июля 1812 года. Представители благородного и купеческого сословий были размещены в разных залах. Многие современники после с восторгом вспоминали это событие, считая его вершиной проявления русского патриотизма. Вот, как описывал поведение московских купцов Ростопчин:

…Я был поражен тем впечатлением, которое произвело чтение манифеста. Сначала обнаружился гнев; но когда Шишков дошел до того места, где говорится, что враг идет с лестью на устах, но с цепями в руке - тогда негодование прорвалось наружу и достигло своего апогея: присутствующие ударяли себя по голове, рвали на себе волосы, ломали руки, видно было, как слезы ярости текли по этим лицам, напоминающим лица древних. Я видел человека, скрежетавшего зубами. За шумом не слышно было, что говорили эти люди, но то были угрозы, крики ярости, стоны. Это было единственное, в своем роде, зрелище, потому что русский человек выражал свои чувства свободно и, забывая, что он раб, приходил в негодование, когда ему угрожали цепями, которые готовил чужеземец, и предпочитал смерть позору быть побежденным.

Высочайшим манифестом от 18 июля 1812 года для организации ополчения назначались 17 губерний , разделённых на три округа: первый - для защиты Москвы, начальником которого был назначен Ростопчин, второй - для охраны Санкт-Петербурга и третий резервный. В московский округ, кроме непосредственно Москвы и Московской губернии входили ещё Тверская, Ярославская, Владимирская, Рязанская, Тульская, Калужская и Смоленская губернии.

Московская губерния в июле-сентябре дала наибольшее по России ополчение - около 28 000, против 12-15 тысяч в сопредельных губерниях, и это при том, что помещичьих крестьян в ней (305 248) было меньше чем в Тверской (332 656), Владимирской (312 935), Рязанской (353 225), Тульской (400 812), Калужской (318 353) и Смоленской (373 277).

Пропагандистская деятельность Ростопчина немало способствовала патриотическому подъёму среди москвичей, что позволило столичной губернии выставить максимальное по России земское войско. Ополчение Московской губернии было собрано всего за месяц, и к 26 августа его формирование практически завершилось, хотя и продолжалось до 30 августа, когда 5 уездов губернии перешли под управление военного командования. 18 августа в Рузе , Можайске и Верее , то есть городах непосредственно приближенных к месту будущего генерального сражения, находилось восемь пехотных и три егерских полка, общей численностью 24 709 ратника, а ко дню сражения около 28 тысяч. На 20 августа по Московской губернии в недоборе числились до 2200 ополченцев, то есть не более 8% от предполагаемого количества.

10 августа граф Морков вступил в командование московской военной силой. На следующий день три полка выступили к Можайску. 14 августа Ростопчин рассчитывал направить туда уже 16 000 ратников. Уже к 26 августа в распоряжение русской армии поступило около 25 тысяч ополченцев, не менее 19 тысяч из которых приняли непосредственное участие в Бородинском сражении . Московское ополчение (около 30% личного состава) было вооружено практически всем исправным огнестрельным оружием, имевшимся в городском арсенале.

Многие ополченцы геройски проявили себя при Бородине. Подполковник Рославлев со своим батальоном 2-го егерского полка несколько раз отражал нападения неприятеля и был ранен осколком ядра; камер-юнкер Баранов, капитаны Лулудака и князь Волконский, подполковник Караулов и ещё ряд офицеров ополчения названы достойными подражания за беспримерную храбрость в сражении. Образец мужества показали майор Корсаков, подпоручик Дуров. Не меньше отличились и рядовые ратники: Анисим Антонов, Кондрат Иванов, Савелий Кириллов и многие другие неизвестные герои.

После Бородинского сражения 6000 московских ополченцев сопровождали обозы с ранеными к Москве, пресекали беспорядки и мародерство. 29 августа 1-3-й егерские полки, 1-3-й и 5-7-й пешие полки, всего около 14000 человек из Московского ополчения были распределены по полкам 1-й и 2-й армий для восполнения потерь. 4-й и 8-й пешие полки были приданы к